Голому собраться – только подпоясаться Его очень боялись противники. Шамиль упрекал своих наибов, говоря им, что если бы они Аллаха боялись так же, как Бакланова, то давно стали бы святыми. Иногда по незнанию это трактуют только как следствие физических кондиций Бакланова и его воинского мастерства. Это заблуждение. Физические кондиции героя несли в себе опасность, конечно, но для его ближайшего окружения тоже. Случалось, он жестоко избивал казаков, проявивших трусость в бою. Так давал им, что в следующий раз они неслись в атаку первыми. О физических кондициях самих кавказцев много говорить не приходится. Даже продвинутые специалисты не скажут вам точно, сколько золотых и иного достоинства медалей за одержанные победы в силовых единоборствах на чемпионатах Мира и Европы, на Олимпийских играх (вспомним последние – в Пекине) привезено на Северный Кавказ за последние лет 60. Счёт идёт, вероятно, на сотни. Воинского искусства им тоже традиционно не занимать. Но слабости есть и у них, одна из самых очевидных это склонность к суевериям. Их страх перед Баклановым был мистического свойства. Они считали его крепко повязанным с нечистою силой. Так, на праздник Успения Богородицы в августе 1851 года Бакланов, изнывая от жары, лежал совершенно голый в своей палатке. Оружие у него всегда было под рукой, а на привязи стоял оседланный конь. В это время на их лагерь напали чеченцы. Нападение было внезапным для обеих сторон. Чеченские наблюдатели приняли развешенное для просушки белье нескольких сот казаков за стадо баранов и кинулись за этой добычей, но встретили их отнюдь не овечки. Бакланов, натянув папаху и накинув на плечи бурку, вскочил на коня и бросился в контратаку. В ходе боя бурку он сбросил и несся в атаку голым, вращая в руках две шашки. Противник бежал, а потом джигиты клялись друг другу, что точно видели овец, а то, что там оказались казаки, так это результаты колдовства Даджала, т. е. дьявола, каковым они считали Бакланова. На следующий год осведомитель сообщил ему, что в лагерь противника прибыл известный снайпер по имени Джанем, который с пятидесяти шагов попадает из ружья в брошенное вверх куриное яйцо, и что этот снайпер на Коране поклялся убить Бакланова. Его предупредили, правда, что Бакланов со ста пятидесяти шагов попадает из винтовки в сидящую муху, но тому отступать было некуда. Ночь Яков Петрович, по его собственным воспоминаниям, провел неспокойно, но утром, как всегда, выехал на пригорок, став на виду у Джанема. Тот сделал свой выстрел, и пуля пробила Бакланову шинель. Джанем выглянул из укрытия, чтобы увидеть результат выстрела. Это стоило ему жизни. Он спешно перезарядил ружье, а когда собрался сделать второй выстрел, ответная пуля из винтовки Бакланова легла ему точно между глаз. Конечно, такие эпизоды и легли в основу убеждённости противника в том, что Бакланов заговорен и от пули, и от сабли. Он знал о такой своей репутации и по мере возможности старался её поддерживать. Когда на приём к нему напросилась депутация из аулов, желавшая познакомиться с ним лично, он беседовал с ними, измазав свою и без того безобразную физиономию сажей. Это, кстати, и на своих производило впечатление. Встречавшийся с ним академик А.В.Никитенко писал потом в мемуарах, что на лице генерала была такая программа напечатана, что будь она хоть на четверть исполнена, его следовало бы десять раз повесить. Свои тоже страшились его, особенно многочисленные чиновники. Начальник штаба Войска Донского генерал А.М. Дондуков-Корсаков писал в те годы: «Трудно узнать смелого в выражениях и гордого видом в гражданском быту донского казака, когда вспомнишь о том положении, в котором он находится часто на службе, где в Грузии он изнурен болезнями, а на Кавказе так часто обременен на не свойственное военному назначение. Более половины казаков из полков на Кавказе служили вестовыми, кучерами, денщиками и т.п.» Так вот, к Бакланову с подобными просьбами об откомандировании казаков даже и не обращались. Отец родной О том, как к нему относились те, кто воевал под его началом, можно судить по следующему эпизоду из его биографии. Когда в 1850 году полку, которым он командовал, подошла очередь возвращаться на Дон, то командующий войсками на Кавказе граф М.С. Воронцов обратился с письмом к военному министру, в котором высказывал пожелание оставить Бакланова на Кавказе, а министр доложил об этой просьбе императору Николаю I. Бакланова назначили командиром прибывшего на смену 17-го донского казачьего полка. Вслед за Баклановым в этот полк пожелали перейти 5 из 6 сотенных командиров, а также многие младшие офицеры, урядники и рядовые казаки. Были заведены те же порядки, что и в прежнем полку. Бакланов создал внештатную 7-ю Учебную сотню, где казаков по-настоящему готовили к сложным боевым действиям в условиях Кавказа. Помимо этого, в его полку были образованы три специальные команды – саперная, ракетная и пластунская. В пластуны определяли казаков, хорошо владевших искусством боевых единоборств и обладавших крепкими нервами и железной выдержкой. Им приходилось действовать небольшими группами, а то и в одиночку и заниматься тем, что сейчас принято называть специальными операциями, требующими от исполнителей кроме хороших физических кондиций и психологической устойчивости, а также сообразительности и аналитического ума. Бакланов ввел в практику занятия по тактике с офицерами, называя это военными беседами, которые проводились в неформальной обстановке, за чашкой чая. Требовательность к подчиненным у него сочеталась с заботой о них. Он делал большие поблажки для личного состава. Отличившихся казаков охотно поощрял, в т. ч. деньгами. Форменную одежду, а также табельное оружие казаки хранили в своих походных сундучках, а сами пользовались трофейным имуществом. Сохранность личного имущества для казаков имела большое значение, ведь они приобретали его за свои собственные деньги. Казаки из его полка носили черкески, зачастую снятые с убитых, взятое с бою холодное оружие – шашки и кинжалы. Командирские качества Бакланова были выше всех похвал, а боевые успехи его полка очень значительны. Иногда он позволял себе смелые импровизации. Так, один драгунский офицер вспоминал впоследствии о том, как они отступали, преследуемые горцами. Около двухсот всадников скопились на огромном кургане, откуда на расстоянии полуверсты наблюдали за колонной русских войск. Бакланов обратился вдруг к молоденькому уряднику: - Видишь чеченцев? Скачи и скажи им, что господа офицеры просят их пожаловать к себе на чашку чаю. Юноша молча повернул коня и, гикнув, полетел как стрела прямо к неприятелю. Все остолбенели. Я, - говорит автор рассказа,- опомнился первый. - Яков Петрович, - сказал я Бакланову, - вы так серьёзно отдали приказание, а мальчик боится вас больше, нежели чеченцев: по его лошади видно, что он не остановится. - Это мой сын, - отвечал Бакланов спокойно, - он не боится меня, а это просто разыгралась в нём наша донская молодецкая кровь. - Ну, станичники!- крикнул он своему конвою,- ступай, вертай его назад: я и забыл, что он не умеет говорить по-татарски. Казаки, оправившись на седлах, спустили наперевес свои длинные пики и кинулись с такой решимостью, что горцы, предполагая атаку, мгновенно покинули курган и рассыпались в разные стороны.

Продолжение...

Вернуться назад