|
Кое-кому из казаков эти обращения к депутатам, о которых говорил Харламов, к самому Харламову в первую очередь, вскоре припомнят: "Урядники 41 Д.к.п. 2-й сотни Каллистрат Петров Дьяконов, ст. Заплавской, и 3-й сотни Иван Иванов Цымбалов, ст. Мечетинской, оба переписи 1894 г., лишаются урядничьего звания, первый за подстрекательство и дурное влияние на нижних чинов 2-й сотни, и последний - за ближайшее участие в посылке преступной телеграммы бывшему члену Государственной Думы Харламову", - это из приказа по Войску Донскому № 605 за 1906 г.
Харламову, убеждавшему в необходимости срочного рассмотрения этого вопроса, возразил Набоков (отец известного писателя). Его доводы сводились к тому, что большинство членов Думы просто не готово сейчас разбираться в столь специфичном вопросе и не надо понуждать их к принятию скоропалительных решений. Вопрос был поставлен на голосование, спешность рассмотрения запроса была отвергнута, и заявление передали в комиссию 33-х. Казачий вопрос Государственная Дума обсудила на своём заседании 13 (26) июня. В начале заседания заслушали докладчика комиссии 33-х Шольпа. Он довёл до сведения членов Государственной Думы заключение комиссии, которая рассматривала заявление № 103 о запросе по поводу незаконной мобилизации полков 2-й и 3-й очереди и применения их для внутренней полицейской службы. Шольп сказал, что призвание полков 2-й и 3-й очереди является неправильным, так как по статье 427-й Положения о казачьих войсках такая мобилизация может быть произведена Высочайшим указом, распубликованным через Правительствующий Сенат. То есть, думцы в данном случае руководствовались не политическими, а государственно-правовыми соображениями. Нарушена процедура принятия решения, что уже достаточно серьёзный повод для того, чтобы это решение опротестовать. Всего было мобилизовано 40 казачьих полков и 50 отдельных казачьих сотен, т.е. это ещё, если свести их в полки, 8 полков, минимум. Донских мобилизовано 24-е полка, из которых только 4-е воевало с японцами, остальные 20 - с русскими. Вообще-то был ещё один полк потому, что шесть отдельных Донских сотен действовали самостоятельно, но будь они сведены вместе, это был бы полк штатной численности. Оренбургских казачьих полков было призвано -11. Призваны были казаки и других казачьих войск, хотя не в таких больших количествах, как донцы и оренбуржцы. Запрос формулировался следующим образом: "На каком основании казачьи полки 2-й и 3-й очередей призваны на службу без соответствующего опубликования Высочайшего повеления через Правительствующий сенат. Известно ли г. военному министру, что казачьи части обращаются на постоянную полицейскую службу, выраженную в том, что казачьи части разделяются на отдельные команды, производят обыски и аресты, что им поручаются часто экзекуции? Какие меры примет министерство к роспуску неправильно мобилизованных полков 2-й и 3-й очередей?" Далее развернулись очень оживленные дебаты. Первым взял слово известный судебный оратор Михаил Араканцев. "…Точно побоище какое - то было! Точно татары или какие-нибудь враги древние прошли по Руси со свистом нагаек, - говорил он с думской трибуны, - а следом за ними слёзы, слёзы и слёзы!…Свободный когда - то человек, казак жил в свободной общине, он был защитником свободы, он боролся за лучшее каждого человека…С свободной общиной цепи Московского государства не могли примириться, ему нужно было разорить её. И вот началась эта постепенная война. Сначала уничтожили выборное войсковое правление, которое ведало наши интересы, которое имело связь с населением, - тогда население знало, что ему нужно делать и как ему управляться. Затем уничтожили наше право наше иметь своих казачьих атаманов, назначают нам атаманов из других местностей, из так называемых "русских", как у нас их зовут. Запретили казакам собираться на свой древний сбор, как прежде; тогда вся община собиралась, решала свои дела… Теперь создали нам десятидворных, с которыми, господа, легче было бы управляться…началась потеха… власть имела одну тенденцию - убить в этих людях всё , что только способно было не мириться с этими оковами…а собственной мысли у него, казака, не должно быть. И вот, когда изуродовали, изувечили этого свободного человека, когда затемнили его совершенно,.. тогда то уже и выпустили казаков. На кого же? На дорогую и для казаков нашу общую родину. И мы, казаки, получили только лишь одно проклятие за всю ту службу, которую несли государству… Мы хотим бороться против этого изуродования… Мы всегда стояли под боевыми знаменами, мы всегда шли в первых рядах за родину, но никогда не служили полицейскими чиновниками, никогда полицейская палка не поднималась над нами; не хотим, чтобы она и теперь поднималась". Своего коллегу поддержал Фёдор Крюков: "…Особенная, казарменная атмосфера, беспощадная муштровка, изолированность с обычною развращённостью и залихватскими песнями, всё это создавалось для того, чтобы постепенно, незаметно людей простых, открытых, людей труда обратить в живые машины, часть бессмысленно жестокие, искусственно одурённые…Правда, раньше, в старину, казачьи офицеры стояли в близком отношении к массе, находящейся в строю; узы единой родины и одинаковые условия труда тесно их сближали с нею, но современный режим отделил офицера от казака, поставил их в противоречие друг к другу и теперь наблюдается недоверие казака к офицеру во всех отношениях…Можно сказать, что казак создан искусственно, своими замашками он превосходит солдата. Он более солдат, чем сам солдат, так сказать, обер-солдат… …И всё таки, казак дорожит этим казацким званием, и на это у него, пожалуй, есть чрезвычайно веские причины. Он дорожит им, может быть, инстинктивно, соединяя с ним те отдалённые, но неугасшие традиции, которые вошли в его сознание вместе с молоком матери, вместе с дедовским преданием, со словами грустных напевов старинных казацких песен… Правительство, как было сказано предшествующим оратором, сделало всё, чтобы стереть память о тех отдалённых временах своеобразной рыцарской отваги, гордой независимости, но слабые отзвуки утраченной свободы прозвучат всегда у казака в старинной песне, задрожит казачье сердце о дедовской воле. Там, в прошлом для казака много было бесконечно хорошего, была полная свободная жизнь, была вся совокупность тех прав, которых добивается теперь русский народ. Этим ли не дорожить?" Выступления, судя даже по фрагментарному их изложению, были и эмоциональны, и аргументированы. Казаки, - по мысли, которую проводили ораторы, - в не столь исторически далёкие времена обладали всей совокупностью прав, за которые теперь борется русский народ, и хорошо, а главное - достойно жили. Лишились этого по милости московских и петербургских властей, а теперь эти же власти хотят, чтобы казаки шли в боевой поход на общую и для них родину, чтобы воспрепятствовать русским в достижении права на достойную жизнь. Однако у них нашлись и оппоненты. Слово взял депутат из донских урядников Васильев. Он заявил, что вообще против обсуждения этого вопроса в Думе, считая, что это прерогатива императора, и только: "… Господин Крюков, депутат от Донского войска, выяснил нужды и горе казаков. В этом отношении я возражать ему не буду: действительно, нужды и горе казаков велики, но я скажу, что казаки на это не ропщут… |
СОЮЗЫ,ОБЩЕСТВА И ЗЕМЛЯЧЕСТВА
ЮБИЛЕИ И ПАМЯТНЫЕ ДАТЫ
КАЗАЧИЙ СИНОДИК И НЕКРОПОЛЬ
ХРАМЫ
Разработка и дизайн - Щербина Ю.В.
Санкт-Петербург, 2004
